Глава I
Человек, неполных 29 лет, проживал в небольшом – относительно – и – относительно – южном городе. Он был глубоко несчастлив, так глубоко, что и поговорить об этом ни с кем не мог, да и незачем: он был болен, лечиться ему не хотелось по причине крутого нервного нездоровья, так что – повторяю: он был несчастлив сверх всякой меры.
Описать его внешность и семейное положение несложно и нужно: роста он был среднего, телосложения нежного, но лицо его, бывшее бы красивым, уже поразила болезнь: узкие, пронзительные глаза, подернутые, как у птицы, пленкой, смотрели тускло и издалека; сросшиеся брови и надменные губы делали его лицо незабываемо оригинальным…
У него была мать – дама незаурядного ума и характера неукротимого и властного (во время репрессий 37-го года она около 4 лет провела в лагере, где и познакомилась с отцом будущего молодого человека – назову его Леопольдом, что само по себе было уже символичным)… Много такого – необъяснимого и странного случилось с ним во время его жизни, которую я пробую описать; однако, будет лучше, если он сам это сделает. Итак, я, пользуясь правом автора, передаю ему перо…
Глава II
Я сижу, опустив голову на руку у какого-то чертового полустанка, пытаясь представить себе свою жизнь после смерти. Я решил покончить с жизнью давно и уже свыкся с этой мыслью настолько, что о жизни не жалел, только боль немного беспокоила меня: мой «бес» подсказывал мне, что терпеть придется недолго… «Сколько?» - спросил я «его», и получил невразумительный ответ: «пока не освободишься». Это было все.
Пока что я репетировал место своего «освобождения. Насчет времени я обдумал все заранее, назначив число, напоминавшее адрес дома, где я провел какое-то время так называемой «жизни».
Муки одиночества терзали меня непомерно, только то, что я называл своим «бесом», сопровождало меня до железнодорожных путей, где предлагалось мне остаться через неделю, т.е. 17 февраля 19… года. Повторяю, что мысленно я давно смирился со своим положением. Моей большой мечтой было то, чтобы два самых близких на земле человека – мать и женщина, которой я был обязан счастьем и… несчастьем своего положения, знали бы обо мне все, что им должно было быть известны. Можно сказать, что это моя повесть обо мне с того света.
Глава III
Наконец, я утомился сидеть на придорожном камне у железнодорожной насыпи и решил, что пора уходить – так сказать «домой». У меня не было места, где можно чувствовать себя «дома», я себя так нигде не чувствовал. Хуже не бывает.
Мой «бес» тускло смотрел на меня, и от его взгляда я ощущал себя еще более одиноким, чем если бы его совсем не было.
Отряхнувшись от снежного инея, я вдруг заметил нечто такое, чему нет названия. С неба на меня пристально смотрело какое-то огромное, составленное из облаков и голубых пробелов лицо. Я не придал увиденному большого значения, приняв его за собственную фантазию. Посмотрев в последний раз на место, я стал уходить, но решил еще раз взглянуть на … «видение»…
На этот раз оно стало четче и реальнее; глаза определенно существовали и были полны влагой. Меня почти никто так не «жалел», как этот ПЛОД моей фантазии. Мне стало жаль это существо или самого себя?
Все-таки легче думать, что существуют не только «иллюзии» душевные, разные там… «привязанности», «дружбы», «родственные связи». Но и физические – реальнее реального! Вдруг это – правда?!. Я кому-то, не только себе, - хотя бы жалок?! Болезнь моя зашла не очень далеко, чтобы меня можно было жалеть по-настоящему (как умирающего), то есть никому не мешающего больше своим существованием. Но мысль об «излечении» была так непереносима, что я решил больше не смотреть в небо, а вернуться в город. Если бы у меня только был «дом»!
Глава IV
Вместе со своим героем автор переносится в тот город, где – пока! – сейчас – живет … Это, конечно, не значит, что жить можно только в этом городе чем-то там известном, а, возможно, кому-то нужно. Живут же хорошие люди и в других городах!
Молодой человек, о котором идет речь, живет сейчас в другом городе, чем-то похожем на покинутый им и автором В БУДУЩЕМ.
Относительно южный город – прошлого – сейчас утопает в жаркой духоте. Ожидается еще более жаркая погода, и автор уже надеется, что герой, отряхнув с себя прах страшных воспоминаний о несостоявшейся смерти, простит прошлое и пригласит к себе своего автора. А пока – слово герою.
Глава V
Я добрался до метро и сел в вагон. Вскоре, выйдя на пересадочной станции («крестовине перепутья») и доехав до своего района, я вышел из метро и, минуя знакомые здания, направился к «практически» дому.
Мама встретила меня без особых расспросов: она была возбуждена разговором с привычными дамами. Войдя в квартиру, я поклонился им и, отказавшись от предложенного торта, сел у телевизора. Отчим был на работе. Мне было безразлично все.
«Почему меня так не интересует их разговор?» - подумал я довольно бессмысленно, так как разговор действительно был лишен какого-либо смысла. Телевизор что-то бурчал; надо мной висел картинный реквизит; книги в шкафу напротив однообразно пестрели названиями и авторами. Читано-перечитано. В голове ни одной мысли, кроме воспоминаний.
… Свою «Маргариту» (назову ее так) я видел неоднократно с 72 года. Она – естественно! – была замужем, а я – школьником. (Напоминает итальянский фильм!) слишком красивая для этого города и этого – (впрочем, красивого) мужа, она удивительно странно себя вела. В ней была отрешенность и активность, застенчивость и – сила! Высокая, с длинными волосами и ногами – девушка эта, конечно, не замечала своей красоты, утопая в ней, как в сахарном сиропе…
Я смотрел на ее руки, затем на свои (представляя, как обнимаю ее), и с отвращением косился на «мужа» - тоже очень высокого – с большими синими глазами…
Глава VI
Да! Квартирная проблема, то есть вопрос, конечно единственный, составляющий ИХ железную жизненную цель». Так думал я, наблюдая своего отчима и его отношения с моей мамой. Отношения были любовными: жить было где, плюс так называемая «моя» квартира, где мне стало так трудно оставаться одному… Почти каждый день я обращался к маме и – даже! – к отчиму с просьбой помочь мне и лишить тягостной для меня (не для них!) жизни. Ну, кто бы согласился?! И они отказывали мне в этом, хотя могли бы помочь, зная, что жизнь (какая «жизнь!» - ПРОЖИВАНИЕ)- адская мука для меня!
Я часто думал о ЖИВОТНОЙ (правильнее сказать скотской) злобе, овладевавшей людьми – всеми без исключения! – когда вопрос ИХ ПРОЖИВАНИЯ мог стать чреватым сомнительными последствиями. Крыша над головой становилась важнее самой головы, то есть той именно части целого, где находился ЦЕЛЫЙ человек. «ВПРОЧЕМ, У ЛЮДЕЙ НЕТ НИЧЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО». Эта страшная мысль овладела мной настолько, что я вспомнил о солдатах на войне, отдавших – без трепета! – свое существование и кровь за кров, т.е. отечество… И было это потому только, что в военно-полевых условиях над ними не было конкретной ИХ крыши. Здесь – в этом южном городе - та же война! Спонтанная, выматывающая силы и лишающая жизни. (У отчима была вторая семья и двое детей, которых надо было квартироустроить). Дамоклов меч – над моей головой! И мама – не на моей стороне. Война – до победного конца! МОЕГО…
Глава VII
Гости моей мамы соизволили, наконец, оставить ее и отчима в покое. Они долго собирались, обмениваясь полагающимися комплиментами. Я встал и поклонился, и они набросились тут же и на меня со своими елейными пожеланиями. Причем, во взглядах их было такое выражение, как будто я уже обрел свою СМЕРТНОСТЬ для этого «дома». Мой «бес», подкараулив их окончательный уход, принялся опять за свое: я представил себе место своего «освобождения» - глубокую рытвину над насыпью железнодорожного полотна («Под насыпью, во рву некошеном, где через энное время меня найдут…»). Что ж: «С кем не бывает?!». Странная фраза пришла в мои мысли как бы издалека; чем-то отдаленным она напоминала… ВИДЕННОЕ ОКОЛО ПОЛУСТАНКА! Чувство покоя неожиданно овладело мной при повторной мысли: «А С КЕМ НЕ БЫВАЕТ?!». И я начал каяться.
Мама с отчимом беседовали на кухне, перемывая посуду. Вразумительно и неспешно текла речь отчима, мама прерывала ее гортанным перепевом, с детства мне знакомым. Обо всем и ни о чем – конкретно, как я понимал теперь. Да и ЗАЧЕМ?! Мне стало стыдно осуждать ее, учитывая ГЕРОИЧЕСКУЮ ИСТОРИЮ, которая продолжалась – в моем лице! – до сих пор…
ТЕРПЕТЬ МЕНЯ – вершина, должно быть, ее страданий. Следовательно, я отправился на кухню. Но, когда я увидел их – воркующих – вместе, - мой «бес» взлютовал. И я – вместе с ним.
- Что вы в этом всем находите? – спросил я, злобно сжимая челюсти.
- В чем? – как бы удивленно переспросила мама.
Не умея сформулировать свою мысль, я опять почти бессвязно повторил свой вопрос, сделав рукой дополнительный жест, охватывающий кухню, потолок и стены.
- Лео, ведь это ВО ИМЯ ТОГО, чтобы жизнь продолжалась, – отметила мама, а отчим просто пожал плечами.
- Чья жизнь – ваша? А как быть с моей? – топнув ногой об пол, спросил я.
- Чего же ты хочешь?
На мамин вопрос был один ответ:
- Всего!
- Перечисли мне свое «Все», - устало, как мне показалось, сказала мать, выходя из кухни за новой порцией посуды.
- Во первых – хороших врачей, - соврал я, сам того не желая.
- Во-вторых – много денег, чтобы начать жизнь сначала – КРАСИВУЮ ЖИЗНЬ: чтобы все женщины падали передо мной на колени, выпрашивая любви; РОСКОШНЫЕ АППАРТАМЕНТЫ; специальность, связанную с путешествиями…
- Зачем тебе все это? – спросила мама, возвращаясь с посудой и с трудом пробираясь по тесному коридору мимо отчима.
- А вот для того, ЧТОБЫ НЕ СЛЫШАТЬ БЕСКОНЕЧНОЙ ТРЕСКОТНИ о «красотах слова» и «истинах» Пастернака – не такого уж дурака, учитывая сколько бабок и баб он поимел за свою музу!
- Вот и заимей собственную, чтобы она тебе все это обеспечила.
- А потом – что? – уже успокаиваясь, глупо спросил я.
- А потом - женись на ней, - неожиданно и мудро ответила мама.
Глава VIII
Я сразу же лег спать. Повернувшись лицом к стене, я стал представлять себе ФАНТАСМАГОРИЮ с моими духовными картинками, но через некоторое время утомился и уснул. Во сне я увидел свою «Маргариту». Очень похудевшая, но особенно прекрасная, она писала что-то, сидя на розовом фоне стены помещения, мне не знакомого. Черная собака – но не та, прошлая, - лежала у ее ног. Она смотрела время от времени на картину на противоположной стене, а затем продолжала записывать в тетрадь какой-то текст. Я хотел заговорить с ней, но потом передумал и стал рассматривать картину; она была и проста и непроста одновременно – как и сама «Маргарита». Мне – спящему было трудно увидеть подробности, но небесное лицо приковало мой взгляд. Я не выдержал момента «истины» и проснулся. (Как выяснилось, не совсем, потому что СОН продолжался).
Теперь я оказался в знакомом мне помещении – наших прошлых встреч. Здесь все совершенно изменилось! «Маргарита» спала в галерее, увешанной картинами и несколькими плакатами. Один из них, висящий в ногах, изображал МЕНЯ!
Тут я окончательно проснулся и долго лежал, глядя в потолок. Мне пришло в голову замечательное стихотворение Языкова:
“Молю святое Провиденье,
Оставь мне тягостные дни;
Но дай железное терпенье,
Но сердце мне окамени!..
Чтоб, неизменен, жизни новой
Пришел - к таинственным вратам,
Как с моря вал белоголовый
Приходит - целым - к берегам”.
Сон, прорисованный почти до мельчайших подробностей, не переставал вспоминаться целый день: улыбающийся, сильно поздоровевший “Я” преследовал меня до вечера. Я куда-то ходил, что-то кому-то говорил, а улыбающееся лицо, с тоскующими глазами УЖАСАЮЩИМ образом следило за мной!
Я повидался, кстати, со “своей” или “не своей” - практически - женщиной и подарил ей букет из рoз. Мне бы хотелось подарить его сегодняшней “Маргарите”, но ведь всe в прошлом! ОБЫЧНОЕ ДЕЛО (Дело смерти). И все-таки мне захотелось как-то отметить сегодняшний день. Водка меня не привлекала, и решил я зайти к одному - не знаю, другу ли? -и, переждав его ругань, попросить у него чистого медицинского спирту.... Якобы -для ЛЕКАРСТВА.
Глава IX
Друг (что ли?) врач-гомеопат встретил меня непривычно радостной воркотней. Я сказал ему, что нужен спирт для настойки ИЗ ЛАДАНА(!) Чтобы натирать болезненное место, где нарастала очередная КАРЦИНОМА. Он предложил мне, расхаживая по - опять же - кухне, свой “болеутоляющий препарат”, и я смиренно принял флакончик, однако, продолжая настаивать на своем рецепте. Кончился разговор тем, что, просидев за беседой с чаем часа полтора, я просто украл одну из полуторалитровых бутылей со спиртом.
(Я не описываю врача по причине и так достаточной известности его - в определенных кругах больных).
Была уже поздняя ночь, когда я вернулся к себе. Никто, впрочем, не спал, ожидая моего прихода и, видимо, боясь, что я могу не вернуться. Был также один мой тоже друг - из прошлого, радостно поднявшийся при моем появлении. (Прошу прощения у мамы и “Маргариты” за не красочное повествование, но таково уж мое настроение). Этот друг - небольшого роста еврей - договаривался с моими домашними о каких-то документах, подтверждающих какие-то другие документы. Со мной он перекинулся парой фраз и запродолжал разговор. Моя рука все время фиксировала горло бутылки во внутреннем кармане пиджака. Больше я никому ничего не сказал. Наконец, маленький еврейчик ушел, унося свои “документы”, а домашние продолжили разговор о них. Я отпросился спать; успокоенная моим настроением мама растерянно пожелала мне “спокойной ночи”, и я ушел в ванную, где, провернув туалетный ритуал, разлил спирт в 2 литровые, банки, дополнив их водой из крана. Простой напиток этот я решил принять на ночь - для лучшего УСВОЕНИЯ ЖИЗНИ. Пройдя незаметно с банками в СВОЮ комнату, я спрятал одну под кровать, a из второй стал понемногу отпивать, не закусывая... Приятная атмосфера завладела мною настолько, что мне захотелось НЕ УМИРАТЬ.
Глава X
Проснувшись утром (сновидений не было), я решил, что скоро не смогу больше оставаться в старом моем положении. Домашние еще спали, когда я ускользнул из дома. Оставалось еще пять дней до назначенного срока, и я подумал, что надобно зайти в церковь и исповедаться священнику... (На этом запись прерывается - отсутствует пара страниц).
/ОТ АВТОРА: Возможно, священнику удалось разубедить героя еще тогда?!/
...После исповеди я, чрезвычайно усталый, опять вернулся домой, который домом уже и практически, и теоретически не был.
Противное и устоявшееся отрицание СУЩЕСТВОВАНИЯ довело меня до того, что захотелось прямо сейчас отправиться на место. Но, поскольку ВРЕМЯ еще не наступило, я сел возле церкви на скамейку и стал рассматривать купол и все строение; У местных церквей купол напоминает, то есть ЕСТЬ - ТРЕУГОЛЬНИК. Внутренняя “зажатость” пространства в верхнем – “крестовом” углу составляет градусов несколько меньше 90, в то время, как ЛУКОВИЦА русского православного храма имеет в paзpeзe на окончании 108 канонизированных по закону числовой гармонии градусов... Вдруг я заметил, что два остальных угла, если продолжить линию последнего, в сумме составляют 72 градуса! Это рациональное сравнение с годом (1972) поразило меня догадкой! Я поспешил ДОМОЙ - в свою комнату, чтобы вычислить еще кое-какие важные - для меня!- моменты. (Для непосвященных - если они будут - замечу: ВРЕМЯ - не только колебание суток, но и градусы, и минуты, и секунды на УСЛОВНОЙ земной поверхности Церкви, имеющие связь со временем, обязательно отражают в своей архитектуре градусные параметры. Например, я теперь живу в широте, равной %% градусам - соответственно! - северной широты. Это означает %% часа.)
Итак, придя в комнату, я беспрепятственно провел зa вычислениями энное время: в общем 5 минут хватило! Мое 17 число, приравненное к “часам”, то есть градусам земной поверхности - весьма, правда, ненадежным - имело проекцию, по долготе соответствующую г.Стокгольму, широта же , приблизительно равная 60 градусам, дополнила КАРТИНУ СТЕЧЕНИЙ, т.к. мое еврейское - по матери - происхождение, отразившееся и в имени, дает картину 0,5 ЗВЕЗДЫ ДАВИДА...
Глава XI
На следующее утро, проснувшись довольно рано, я, обнадеженный открывшимися ПРОЕКЦИЯМИ сознания во времени (учитывая ПРОСТРАНСТВО - как “орудие мысли”), отправился на место. Я решил осмотреть МЕСТО СВОЕГО БУДУЩЕГО ЗАЛЕГАНИЯ более беспристрастным взглядом, исходя из понимания бесперспективности своего будущего. Метро доставило меня к станции, где я вышел... Было 9 часов утра, железнодорожный путь проходит здесь параллельно рельсам метро. (Там, кстати, две станции метро проходят по поверхности земли. Участок, избранный мной для акции самоубийства, характерен тем, что здесь обе параллельные линии заходят в туннели, что иллюстрируется и наблюдениями уфологов. Я опять сел на тот же камень, и в этот момент у меня - на скорости быстро запущенной киноленты - прошла волна памяти...
Этот камень своей формой слегка напоминал “Череп овцы”. На подобном – по свидетельствам исследователей - сидел Иисус Христос после тайной вечери в Гефсиманском саду!.. Я вспомнил о СРОКЕ и содрогнулся: осталось 4 дня! - как и в Христовом случае. Ведь сегодня 14 Февраля. Нельзя сказать, что упомянутая ПАРАЛЛЕЛЬ доставила мне горделивую радость; ТАКАЯ умозрительная комбинация числовых совпадений и образов заставила меня опять задуматься О НЕИЗБЕЖНОМ. Виной здесь было, конечно, еще мое ЗАЧАТИЕ, рождение и всякие иные - до рождения - знаки СВЫШЕ! То, что мой родной отец, отморозивший в лагере для репрессированных ноги, и в дальнейшем - после реабилитации -их потерявший, могло спровоцировать мое сегодняшнее тяготение к приравниванию наших потерь путем ГИЛЬОТИНИРОВАНИЯ себя. Что это - наследственность? Или - парапсихология?.. Скорее - второе.
Я, утомясь своими мрачными мыслями, встал со своего “Черепа овцы”, и наскоро отряхнув снег, сел в электропоезд. Странно, но стекло вагона, против которого я сел - на боковую скамейку - видимо, плохо протертое, опять заставило работать мое воображение. Мне представилось, что в нем, рядом с моим отраженным лицом, еще есть и второе - женское! (Обычные светотени на замутненном овально стекле способны “создать” изображение, напоминающее реальное). Я даже машинально посмотрел на место рядом со мной, желая проверить - а вдруг это правда?!.
Но никого рядом, естественно, не было.
Глава XII /15 февраля/
День я провел в парке; было не особенно голодно, и я гулял, разглядывая людей и деревья, не делая особых различий между ними...
Мысленно я был в прошлом, рядом с “Маргаритой”. Писать об этом трудно и - не скрою - не нужно...
Листьев на деревьях в феврале не много, поэтому они как-то особенно напоминают людей: одни из них стоят, слегка нагнувшись, другие гордо выпрямившись; некоторые как бы беседуют, собравшись в группы... Около центрального фонтана я заметил играющего со щенком мальчика...
Белоголовый - на фоне каких-то вычурно-угловатых подростков - он представлял собой интересное, в чем-то сказочное, зрелище... Но, когда я подошел поближе, оказалось, что это - “древо желания”, обмотанное в основном бледными тряпками...
“Сегодня вторник”, - подумал я почему-то, но затем вспомнил, что ВЧЕРА был ПОНЕДЕЛЬНИК - 14 февраля. Стало быть, ВОСКРЕСЕНЬЕ было 13... Конечно, ведь я был в церкви - на исповеди! Я вспомнил, что в это роковое число я покаялся в таких страшных грехах, которые перечисляла НАГОРНАЯ ПРОПОВЕДЬ, только со знаком I) “НЕ БЛАЖЕННЫ НЕ НИЩИЕ ДУХОМ, ибо не утешатся, 2) НЕ БЛАЖЕННЫ НЕПЛАЧУЩИЕ, ИБО НЕ ИХ ЕСТЬ ЦАРСТВИЕ НЕБЕСНОЕ... Кажется, наоборот, но это неважно, ибо я не соблюл из этих заповедей, не единой! (“Однако был ли на самом деле мальчик?” - языком Горького подумал я). Вдруг мне отчетливо представилось, ЧТО МАЛЬЧИК БЫЛ тем самым священником, которому я 13 февраля исповедовался в церкви, но ... в БУДУЩЕМ ВРЕМЕНИ! (А сегодня я видел его же - в прошлом). Эта сумасшедшая АНТИМЫСЛЬ так завладела сознанием, что я решил зайти к одному другу.
Глава XIII /15/февраля /
Мой - тоже уже бывший друг жил в старом районе города. Это человек поистине замечательный, что отличает его от остальных настолько, что его влияние было долго решающим в моих умственных исканиях. В то время, когда мы только познакомились, я много читал и прочел как-то “ПОРТРЕТ ДОРИАНА ГРЕЯ” - не без участия “Маргариты”, которая мне порекомендовала эту странную вещь. Но тогда я был очарован книгой, отождествлял себя с главным героем - Дорианом, а своего ученого друга - с Гарри. (Так я и буду называть его здесь).
... Гарри жил в неплохой однокомнатной квартире, довольно неряшливо выглядевшей, учитывая его холостое положение. Он не ожидал моего появления, поскольку мы давно разошлись во взглядах и в жизни. Он обрадовано заходил по комнате, потирая ладони, предложил мне крепкого чаю, от которого я сначала отказался, но затем выпил 2 стакана. Мы говорили о разных вещах, в том числе - о “Маргарите”. Гарри сказал, что не встречается с ней также; а я попросил передать ей небольшую записку, которую тут же составил. В записке назначалась встреча с ней на завтра - 16 февраля в среду, рядом с ее домом. Я должен был стоять напротив дома и ждать ее - в 9 вечера. Затем я счел “визит” оконченным и распрощался с Гарри.
В нервном нетерпении, предвкушая встречу с “Марго” и заранее надеясь на удачу, я добрался (не помню как) до метро, а затем очутился в нашей, то есть отчима, переполненной “прихожанами” квартире. На правах “больного” я захватил со стола кусок какого-то пирога, налил - опять! - чаю и унес все это в свою комнату, чтобы съесть без помех.
Вдруг - неожиданно - меня позвали к телефону, хотя я категорически просил этого не делать! Но мама объяснила, что звонит женщина из моей прошлой жизни с просьбой о помощи. (Не “Марго”).
Я все-таки подошел к телефону, поскольку отказать в помощи женщине - любой! - я не мог.
Говорила та, которой я преподнес букет роз по случаю ее будущего БРАКОСОЧЕТАНИЯ. Она, плача, назвала мне адрес, где проживала со своим уже мужем, и сказала, что избита им, покинута и никак не может унять кровотечения из носа. Я резонно посоветовал ей опустить нос под кран, но в остальном - пас... Она была в истерике. Я собрался, так и не доев своего пирога, и отправился по известному мне адресу к ней. Адрес был моего прошлого друга, который ее у меня “увел”.
Глава XIV
Такcи доставило меня через 15 минут. Дверь открыла она в халатике в розах и с разукрашенным кровоподтеками лицом. Мне не было жалко этой никогда не нужной мне женщины, однако, престиж был еще жив во мне: я ожидал появления “соперника” (кстати, как я правильно предположил, для этого я и был вызван).
Поначалу я зашел в комнату и сел в картинно-нарочитой позже на диван с полным безразличием в душе. Чepeз пару минут явилась - умытая - она.
- Что я должен сделать? - спросил я. Она посмотрела на меня подбитым глазом и всхлипнула.
Как я понимаю, это ты живешь у него на квартире, а не наоборот.
- Он сказал мне, что больше не вернется и предложил мне эту квартиру навсегда.
Это ложь с его стороны: я знаю, что это его единственная квартира. Я, кстати, оказался прав: в дверь три раза позвонили, и она метнулась открывать. Явился, конечно, он; раздевшись в прихожей, вошел, бросив на меня ледяной взгляд и еще более (хa! ха!)... на нее.
- Подсунул же ты мне свинью, Лео: она еще более глупая, чем мне представил ее ты.
Я пожал плечами. Затем встал, чтобы уйти.
- Нет, постой. Может, возьмешь ее с собой? Обратно?
- Нет - я ни с кем не могу жить, кроме родителей, - ответил я, направляясь в двери.
- Ну с ней же жил - на своей прежней хате?
- Нет - она приходила приготовить поесть и прибрать помещение.
- И ВСЕ?!.
- Разумеется, - ответил я, уже одеваясь в прихожей. Они вышли ко мне -вместе. Неприятно было смотреть на их растерянные, ничего не выражающие лица Я поклонился и вышел.
Глава ХV /16 февраля/
Без единой мысли, с одним желанием поскорее лечь спать, добирался я -опять на такси - до дому. Уже было около трех ночи. Какие-то светящиеся не очень знакомые мне здания проносились мимо окон, пока я не понял, что задремал. “О, Боже”, - вспомнил я Всевышнего, продолжая видеть - уже воочию - новый городской район, хотя очертания кварталов показались мне знакомыми... Водитель - молодой блондинистый мужчина - подозрительно время от времени косился на меня. Я тоже на него воззрился, хотя внешностъ таксиста никогда меня не интересовала...Однако этот был наверняка не тот, к которому я подсел в этом южном городе. Рыжеватые волосы до плеч - вот все, что я успел рассмотреть, пока не заметил, что машина миновала черту города, и мы проезжаем окрестности, поросшие соснами и коротенькими деревьями.
- Чувак, мы так не договаривались. Мне, конечно, ... (скромно выражаясь!) Но я даже закусить за целый день ничего не успел.
Водитель остановил свою тачку, чтобы закурить. Потом, ни слова не говоря, выпустил основательный клуб дыма и снова нарочито подозрительно покосился на меня блистающими голубыми глазами. Затем он проговорил медленным насмешливым высоковатым голосом:
“БОЙСЯ, Я БОГ”.
Глава XVI /16 февраля/
“Бойся, Я - БОГ!”
НАДО СКАЗАТЬ, Я МГНОВЕННО УЗНАЛ ЗНАКОМЫЕ ЧЕРТЫ.
Однако ответил, скривив челюсть: - Дай закурить! Что он и сделал.
Затягиваясь, мы минуты три молчали, затем я сказал:
- У меня раздвоение личности. “Таксист”, подмигнув мне и звероподобно усмехнувшись, ответил:
- А у меня - растроение. Что ж - “2х3” - выйдем, побеседуем...
Мы вышли из автомобиля, который оказался не такси, а серым “ВОЛЬВО”.
Кустарник рос здесь особенно густо, и не успел я подумать о засаде, как “растроенный” (назову его Троллем) предупредил:
- Наша встреча записывается на кинокамеру, ну и другую аппаратуру.
Тут я заметил, что, кроме кустарников, здесь были и какие-то скалистые холмы с углублениями. Из одного из них на нас уставился отбойной силы “глаз” из света!
- Мне до (...) все это, - сказал я, не подумав, потому что Тролль, вылезая из автомобиля, оказывается, прихватил с собой ИНСТРУМЕНТ неизвестного мне назначения, что мне не понравилось.
Тролль оказался мужчиною молодой наружности и гибкий, похожий, чем-то на меня. Одежда его не поддается описанию, но ремни, охватывающие его ноги и талию, показались мне излишними. Свой ИНСТРУМЕНТ он положил осторожно на землю, а сам, сделав мне приглашающий жест, сел на камень. Я присоединился, сев напротив так, что между нами оказался еще один плоский булыжник, похожий на cтолик.
- Этот ИНСТРУМЕНТ - прибор для измерения мозговых биоритмов и лечения заболевшей личности, - сказал он, вынимая блеснувший сталью ИНСТРУМЕНТ.
- Но я доволен своей.
- Знаешь, я ведь тоже практически бездомный, потому что все свое ношу с собой, не споря ответил Тролль.
- А теперь ответь мне, где бы ты хотел оказаться после СМЕРТИ (он посмотрел на часы - без ЦИФР И БЕЗ СТРЕЛОК!) послезавтра в 20 часов вашего бывшего времени?
- Я бы хотел оказаться в Стокгольме, - дал я заранее обдуманный ответ.
- Мы сейчас находимся в его окрестностях - привыкай!
И - замолчал...
После паузы я спросил, порядком испугавшись - и ответа, и ИНСТРУМЕНТА:
- Тебя как зовут?
- Я сказал тебе,- ответил Тролль и глубоко затянулся.
Продолжая бояться ИНСТРУМЕНТА, я опять задал вопрос:
- А я не умру сейчас - после... лечения?
- Тут ничего нельзя знать наверняка - все зависит от тебя: хочешь - умрешь, не хочешь - нет.
- Выбор небогатый...
- У тебя его нет.
- Значит, умру?
- Я - завтра; ты - послезавтра.
- Но ведь я всего лишь человек!
- ЭТО - МНОГО. Ну конечно, ты не умрешь: ведь ты уже мертв!
Он приставил ИНСТРУМЕНТ к моему правому виску - ОГНЕННОЕ СИЯНИЕ ОХВАТИЛО МОЙ МОЗГ! Внутри меня взорвался купол радужного (полярного?) сияния (Я увидел, потом почувствовал страстно целующую меня “Маргариту”, затем накрытый на фоне северного пейзажа ФУРШЕТ, где угощалась ОНА же со своей сильно выросшей дочерью; я рядом с Троллем; затем только его спину, ОН уходил...)
Глава XVII /17 февраля/
Я пришел в нового себя, когда мы подъезжали к “южному” дому. Расплатившись с таксистом, вышел из машины. Было уже под утро, когда я лег спать. Когда проснулся, часы показывали около 3 часов. Невероятно уставший зa ночь, но, как ни странно, не голодный, я стал обдумывать, не вставая с постели, что я скажу “Маргарите”, когда через 6 часов мы с ней увидимся. В голове - сумятица мыслей, но я считаю это нормальным.
Наконец, бросив взгляд на часы, я стал одеваться. Натянув джинсы, я заметил, что зад весь измазан мелом или светлой песчаной крошкой. Должно быть результат посиделок с Троллем в окрестностях Стокгольма. Я еще не чувствовал себя настолько здоровым, чтобы понимать ситуацию. Так и оставшись “недопонимающим”, я встал, почистил зубы и стал выбирать костюм для встречи с “Маргаритой”. Выбор пал на серый в мелкую коричневую клеточку и светло-голубую рубашку. Отложив все это, я обеспокоенно заходил по комнате. Делать мне было совершенно нечего, и я решил посмотреть телевизор. Дома никого не было; я включил телевизор, и вдруг зазвонил телефон! Это было так неожиданно, что я выключил телевизор, хотя там шел, по-видимому, интересный фильм; по крайней мере, промелькнувшее лицо телегероя показалось мне интересным... Взяв трубку, я услышал мужской голос - незнакомый, просивший меня. Я сказал, что это Я. “Не выходите, пожалуйста, сегодня из дому”, - вежливо попросил ГОЛОС, и трубка была повешена. Однако!
Не буду описывать свои сомнения и даже метания. Но к восьми часам я уже был одет в новые шмотки и приготовился уходить. Мама покормила меня и отчима обедом, состоящим из салата из банки с огурцами и бульона, и ровно к 9 часам я подходил к дому напротив дома “Маргариты”.
Выйдя из-зa угла, я так и замер, увидев выходящую из подъезда “Маргариту”! С ней была черная собачонка, не та, прежняя,a на ней - голубая куртка с капюшоном. Я стоял и смотрел на нее, а она, приостановившись на мгновение и бросив взгляд на подъезд соседнего дома, где должен был стоять я, быстро пошла в противоположную от меня сторону и скрылась за углом.
Глава ХVIII /17 февраля/
Я не стал догонять “Маргариту” по причине неумения догонять нужных мне людей. Но человек, привлекший ее внимание, очень заинтересовал и меня.
Он стоял, небрежно прислонившись к двери дома №36 - а, наставив на меня крохотный фото- или киноаппарат. Русый длинный локон спускался на его правый глаз, закрывая таким образом половину лица; но второй глаз, узкий и серый, изучал меня внимательно и настороженно. Я бросил взгляд на его одежду и оторопел: на нем были ... МОИ БРЮКИ и РУБАШКА и больше ничего (не считая обуви, конечно). Короче, я смотрел на самого себя, только ВРЕМЯ ГОДА было другим! “Маргарита” сбежала и это естественно, если она успела заметить и МЕНЯ (?) также... Мы-оба - потеряли ее из вида: из пространства и времени! Подойти к СЕБЕ никто из НАС не рискнул, и МЫ оба разошлись по разным улицам: я пошел по своей - прежней -, а ОН -по параллельной. Такие вот “страсти”... (Здесь запись прерывается - отсутствует один лист).
Глава XIX /17 февраля/
Я быстро шел по своей улице, надеясь все-таки случайно встретить “Маргариту”. (Хотя она ушла по параллельной, куда последовал за ней мой ДВОЙНИК). Во мне проснулась нормальная ревность, и я надеялся, что завернув зa угол, перехвачу ее, пока СОПЕРНИК не настиг нас обоих! (Фантом мог оказаться опасным, кроме того, я заметил, что изменилось время суток. Светило солнце! - хотя зима была по-прежнему зимой. Я запутался в календаре: КАКОЙ ЭТО ДЕНЬ - вчерашний - 16, сегодняшний - 17 или завтрашний - 18?
Пока я шел, я догадался, что мой ФАНТОМ либо был обладателем автомобиля (потому без пальто), либо он ПРОШЕСТВОВАЛ в другом измерении или ВРЕМЕНИ? года, например, весной. Нельзя сказать, что меня обрадовали оба (или несколько?) варианта (тов). Поскольку во всех - я в пролете.
Свернув за угол, я никого из интересующих меня лиц не обнаружил. “Если она сейчас с НИМ - co MHOЙ - весной неизвестного года, то еще есть (или нет?) надежда. Я остановился. Мимо сновали прохожие. Посыпал реденький снежок. Чувствуя внутреннюю дрожь и не рискуя задавать вопросы, я пошел в сторону центральной площади, чтобы посмотреть на городские часы и сравнить свое время с их. Время было ОДИНАКОВЫМ. Я стал обозревать площадь, но “Маргарита” отсутствовала в поле зрения. Ждать ее мне показалось бессмысленным и даже безнадежным.
Я вспомнил, что СЕГОДНЯ 17 февраля, и вечером - в 20 часов я должен быть на железной дороге у полустанка.
Глава XX /17 февраля; ЧЕТВЕРГ/
Находясь уже в своей комнате, переодевшись, я достал свой черный дипломат, где хранил важные для меня вещи. Туда же каждый вечер я прятал эти тетради с дневниковыми записями событий своего проживания. Сегодня я собирался взять ЭТО с собой, чтобы продолжать записывать - пока это возможно, дальнейшие свои действия. Страха я почти не ощущал: что-то подсказывало мне, что смерть (зачеркнуто)...
Было около 17 часов, когда я закончил записывать предыдущие главы; мама была дома и разговаривала с соседкой по квартире напротив. Мне был неинтересен их разговор: они говорили о гороскопах и их влиянии на судьбы людей. Меня это не касалось, но все-таки я решил - от нечего делать - вмешаться. Зайдя в комнату и облокотившись о косяк, я сказал:
- Ну и какие же предзнаменования для меня сегодня?
Соседка, имеющая при себе журнал с гороскопами, покопавшись в надписях и найдя мою графу, ответила:
- Для тебя сегодня складывается деловая встреча и разговор с шефом о повышении зарплаты... И еще - любовная интрига.
- Пока все на 50% сбылось. Больше ничего?
- Я не хотела тебе говорить, но от тебя - я знаю - не отделаться.
- Правильно: ведь я и сам умею читать.
И я забрал у нее журнал. В конце графы обо мне была приписка:”Не рекомендуем пользоваться в этот день /17!/ железнодорожным транспортом, включая и метро”.
Я положил журнал на стол, не комментируя это никак. Оставалась еще уйма времени до 20 часов вечера...
О ЛЮДИ! ПОСОЧУВСТВУЙТЕ МНЕ: Я ВЛАДЕЮ БЕСКОНЕЧНОСТЬЮ!
Глава XXI / 17 февраля/
Было всего 17.30 минут. В моем распоряжении оставалось 2 часа 30 минут. Я решил разумно распределить остаток времени таким образом: 30 минут - на одевание и интимный туалет; 1 час - на посещение окрестностей города; 30 минут - на дорогу до МЕСТА; 30 минут - на медитацию в ожидании электропоезда.
Я вовсе не собирался предаваться воспоминаниям с ностальгическими мотивами на местности моей короткой юности: загасить самому свою “негасимую лампаду” надо после моментов новых ощущений и новых моментов физической реальности, а также сюрреалистических вымыслов в свете. Я запутался в сложностях неощутимого и принялся реализовывать пункт а) - одевание и интимный туалет. Короче, я отправился в ванную и вымылся. Спрыснув себя дезодорантами, я решил вначале надеть тот же самый костюм, что вчера для встречи с “Маргаритой”, но счел это неэтичным по отношению к даме сердца.
Тогда я надел новые джинсы, клетчатую ковбойку, что мне очень шло! “Американизация” внешности включила во мне другую волну - мне стало невероятно смешно, что я собираюсь соблюсти что-то вроде приличий - ДА! - чтобы скрыть свою подлинную АЗИАТСКУЮ личину. Ревнивый до крайности, скрежещущий всеми ОРГАНОН структурами своей души - при мысли, что “Маргарита” будет думать обо мне как о “ДРУГОМ”! человеке. Я! - отказавший ей даже в МЫСЛЯХ о себе.
Почувствовав, что перехожу на дурную литературщину, я понял, что нужно оставить хотя бы записку для уже не домашних даже.
Я взял ручку и бумагу и написал несколько слов с благими пожеланиями - для них и извинениями. Короче: “Я не могу больше...”
Одевшись, как подобает “неазиату”, я, оставив записку на кровати, вышел, надел куртку (мне же еще долго гулять) и с жестокой усмешкой в сердце вышел на улицу. Снег не шел, и я, продолжая внутренне злобно скалиться, пошел к такому опасному для меня сегодня метро.
Сев в него, я решил “перейти мост”, то есть выйти в восточном, незнакомом мне направлении местности. Выйдя на Вокзальной площади, я по разным узеньким улочкам начал,иногда кругами, подниматься в гору. Наконец я освободился от зданий и смог обозреть окрестности с новой точки.
Я увидел новый для меня мир! Солнце садилось напротив меня, как ему и полагалось - на западе. Фуникулер был как на ладони! Торчала засветившаяся огнями вышка; вертолетик горизонтально пролетел мимо... Я посмотрел на часы - было 29 минут седьмого. Я еще раз взглянул на телевизионную вышку и стал спускаться. Солнце село совсем. Невероятное чувство СВОБОДЫ охватило меня (Я решил прямо сейчас записать все это, сидя на “камне”, под фонарем).
Глава XXII /17 февраля/
“Уйти красиво”...Можно было бы и не брать в кавычки: цитата эта из моей биографии - точнее: АНТИбиографии. Представляя, как через 15 минут я буду лежать здесь неживой, я приготовился отработать фиторефлекс ВСТАВАНИЯ С КАМНЯ, ВОЗЛОЖЕНИЯ ГОЛОВЫ “НА ГОЛГОФУ”... Третий “рефлекс” не понадобится - его доделает машина. Я стал думать, что погубило меня. Не найдя ничего лучше или хуже, я решил и неправильно: образованность...
Раздался свисток! Это был не мой поезд, и я продолжал сидеть с мыслью, что моему астральному телу предстоит еще 40 дней свободы здесь - на земле. Уже БЕЗ МЕНЯ, НО ЗДЕСЬ. Поезд прошел мимо, паршиво скрежеща. Я стал серьезно ждать (ВРЕМЕНИ БОЛЬШЕ НЕ БЫЛО!) Наступила тишина и долгий мрак.
...Я все видел плоско и - одновременно - какие-то отдельные яркие краски пятнами вспыхивали возле меня... Потом на соседнем полустанке поднялась - возня. Мне казалось, что происходит это в моих ушах; будто на меня надели наушники, а на лицо водолазную маску, сквозь которую я видел рыб (откуда здесь рыбы?) на большой крутизне подводного мира... Однако я встал и, тяжело ступая ртутными ногами, отправился на полустанок. Там, у железнодорожной занесенной снегом насыпи лежало физическое мое тело, а рядом - зеленого цвета лицо, которое я не узнал. Люди стояли поодаль; подъехала “скорая помощь”, санитары погрузили в машину мои останки и увезли; Я же остался стоять там. (Впрочем, все - на самом деле было не так и не в такой последовательности). Я, никем не примеченный, вернулся к моему “черепу овцы” и раскрыл тетрадь, которая, к счастью, была при мне. (Запись, по-видимому, здесь на некоторое время прерывается).
Глава XXIII
Теперь, став абсолютно свободным, я начал придумывать себе ИСТОРИЮ. Нащупав макушку, я убедился, что ментальная ось моего “Я” сохранила память о прошлой жизни. Это придало мне уверенности в себе: можно начать новую жизнь, только при условии свежих воспоминаний прежнего опыта.
Мне стало любопытно: ощутим ли я для окружающего мира - людей. Я опять стал на непослушные ноги и пошел в сторону полустанка. Следы моего “предшественника” замел снег. “Это неслучайно”, - отметил я и завернул в помещение. Здесь толпилась случайная публика, обсуждая мой случай.
При виде меня они несколько оторопели, но не находя альтернатив моему присутствию, отвернули - как по команде - от меня лица. Я бесприпятственно подошел к кассе и, достав кое-какие (?) деньги, спросил себе билет до небольшого приморского городка, имеющего выход в Средиземное море.
ТАК Я БРОСИЛ ЯКОРЬ В БУДУЩЕЕ.
Взяв билет на проходивший мимо через 30 минут. Скорый поезд, я сел на скамейку и, сжав руками виски, стал думать о “Маргарите” (зачеркнуто). Затем, преисполнившись БЛАГОДАТИ, то есть в мечтах, отправился в места, которые с детства привлекали мое “разнузданное” до нельзя воображение: чащобы северного края, медвежьи углы мира особенно раздразнили ЕГО глубиной сиреневых бездн. ЧЕТЫРЕХМЕРНЫЙ ПОЛЮС МИРА, феерические всполохи Полярного сияния; снежный наст, с обрывами в НИКУДА; летние земляничные поляны (АХ); малинники, пахнущие медом (“Маргарита”!); бревенчатая БЕРЛОГА ... - ... - ... - ..., пахнущая хвоей... (зачеркнуто)
... СВИСТОК! Звон каких-то колокольцев в мозгу. Я чуть было не пропустил свой поезд!
Пара людей - обоего пола - с вещами, перевязанными ремнями, потащились к выходу; а я - налегке! - за ними. Вот и поезд. Я вскочил на ступеньку - ноги уже стали прежними, предъявил билет проводнице и зашел в вагон. Некоторое время заняли поиски нар для спанья, которые были найдены. Я лег, повернулся к стене и попал в сон без сновидений.
Глава XXIV
Открыв глаза (слово “проснувшись” для меня уже не подходит), я обнаружил в купе напротив себя того самого Тролля. Мы были одни, то есть - вдвоем, так как купе оказалось международным. Этот странный чувак выглядел при утреннем свете несколько немолодым. Зато я сам в оконном стекле и в вагонном зеркале на двери себя не сразу узнал: таким я был - и то не всегда - в ...16 лет! (Я же помнил, сколько мне на самом деле). У меня пронеслась мысль о “Маргарите”, и я до боли прикусил себе губу!
- Что?! - кусается новое времечко?! - Это сказал Тролль, наведя на меня свои страшноватые очи.
- Меня беспокоит один вопрос: я что теперь во всех отношениях такой ребенок?..
- Ну, в одном-то ты точно не ребенок, - ответил, улыбаясь, Тролль, указав на мою злосчастную голову.
- Ясно.
- Ну, если тебе “ясно”, приступим к трапезе - к завтраку! В подтверждение своих слов Тролль поставил на стол чемоданчик, откуда появились припасы: жареная птица, крутые яйца и водка. Последнему я очень обрадовался, думая, что мне можно - опять! - некоторое время пить до ...
- Водка - для меня! - определенно заявил Тролль, налив себе в стаканчик и выпив с блаженным выражением лица. У меня уже пробудился некоторый аппетит, и я съел почти все, что было на столике, пока Тролль наслаждался “влагой”.
- А Вы?
- А Я нечасто кушаю: берегу фигуру.
- А для чего она Вам?
- Для продажи себя на аукционе дурных страстей. - Тролль сказал это серьезно, даже печально-жертвенно. - ТЕБЕ я не советую по-дружески ЭТИМ заниматься. Но лицо - отдельно! Подойдет.
Он достал из кармана своей кожаной курточки циркуль и линейку и стал замерять мои лицевые параметры.
- Мы тебя вставим в телевизионный экран, затем увеличим до кино -экрана и запустим в производство!
- А как быть с остальным? - Я посмотрел на свои ноги, болтающиеся в обувке из-под ног чужого мне уже дядьки. (Понятно, почему вначале мне было трудно ходить!)
- Так объясните мне, пожалуйста, мое назначение? - Я рассчитывал на ответ, ужасаясь своей невероятной несостоятельности противостоять новому року.
- Что ты однажды публично пожелал, сбудется! - сказал весомо Тролль, прикончивший бутылку, но не прикоснувшийся к пище.
- А... - Только и сказал я.
- А про “Маргариту” забудь, мальчик! Через 2 года она опять выйдет замуж за умного недочеловека и так же забудет о тебе. - Он ласково потрепал меня по плечу.
-...-...-...-
Надо сказать, что уже при одном упоминании о “телевизоре” я почувствовал свою голову по-настоящему отделенной от тела. Состояние на мгновение стало хуже, чем раньше. Но я сумел вовремя взять сбою голову в руки: ощущение было полным.
- Бесстрашие, чувак! Бесстрашие и отвага - вот твой последний шанс! - сказал я, впрочем, про себя. А Тролль, тем временем, отлучившись ненадолго (“...покурить в тамбуре”), раскрыл передо мной, двери и, радужно улыбаясь, сказал:
- Приехали. Выходим.
Глава XXV /25"КАДР”/
Мы с Троллем пробирались сквозь толпу приезжающих и уезжающих, Этот тоже очень южный город кишел подозрительными личностями: какие-то негры (даже!) составляли 1/3 населения. Слащаво яркая, какая-то лубочная аллеография (“Правильно оллеография, о Лео”, - сказал идущий рядом Тролль).
- Где это мы? - Но он не ответил. Вокруг царила вязкая и клейкая духота Куртку я тащил по земле, потом ее у меня украли. Тролль, видя мою неприкаянность, смилостивился:
- Мы в городе Ангелов, ангел! Хочешь кока-колы?
Мы подошли к палатке, под полосатым тентом и выпили по бутылочке напитка хуже нашего лимонада. Я, однако, адски себя чувствовал - до того адски, что мне захотелось даже обратно - в тело.
- Сейчас мы должны засвидетельствовать и заприходовать свои личности, - сказал Тролль, распорядившись, чтобы я ждал его в парке, пока он нас будет оформлять в г. Ангелов. Он пошел своей дорогой, а я сел на скамеечку в парке рядом с фонтаном. Своей воли у меня не было, только разум четко фиксировал события. Я достал из дипломата свою тетрадку и записал последние эти главы.
...А теперь все по порядку. Еще не закончив этой главы, я почувствовал, что со мной рядом кто-то сел. Я посмотрел и увидел чувака - по-видимому американца. Гладкие платиновые волосы; ухоженный и начищенный, как манекен в витрине!
- Ты кто такой? - спросил он по-английски (почти по-ангельски).
- Я - никто... пока, - ответил я, потеряв всю свою заносчивость, - А у тебя есть, где жить?
- Нет и не было никогда! - Я почему-то почувствовал, что этому молодому, честному (судя по лицу) парню нельзя лгать. Он был приблизительно в моих нынешних летах, но, видимо, прошел уже “огонь, воду и медные трубы”.
- А ты кто? - спросил я.
- Я тоже почти никто... Разве что побогаче тебя (он осмотрел мой костюм).
- Тебе сколько лет? - спросил я.
- 16. Исполнилось в ноябре. Встаньте... встань со мной рядом,- попросил он. Я встал: роста мы были почти одного (ну, это пока, поскольку мой окончательный рост около 1,80, его, возможно, со временем будет другим). Ясные тоскливые глаза его смотрели мне в душу; я почувствовал ответный ток доверия и возблагодарил судьбу.
- Хочешь жить у меня? - попросил он, надежно глядя на меня, и таким тоном, как-будто я мог ему отказать. Я пожал плечами.
- О выборе нет разговора, - ответил я нескладно, плохо зная язык.
- Пойдем же, - тем же тоном возможного отказа предложил он.
- Я пока не могу: жду друга, он оформляет документы - виды на жительство.
- Это недалеко; подъедем туда на моторе. - Он повел рукой, и небольшой белый автомобиль, двинувшись с места, подъехал поближе к нам. И в тот же момент появился улыбающийся Тролль; прямо перед нами!
Я познакомил их между собой, причем мой новый знакомый назвал имя Леонардо. Так я и буду его в отличие от меня - Леопольда в дальнейшем называть: Леонардо.
Официальные бумаги были уже чудом (по словам Тролля) в порядке, но он решил также дождаться приглашения от Леонардо; конечно же, как можно так долго раздумывать, он его получил. Итак, мы сейчас прибудем в РЕЗИДЕНЦИЮ молодого Ангела, чтобы дальше - не знаю как, но жить.
Глава ХХVI
“НЕ БУДЕМ ПРОГИБАТЬСЯ ПОД ИЗМЕНЧИВЫЙ МИР, ПУСТЬ ЛУЧШЕ ОН ПРОГНЕТСЯ ПОД НАС!”
Итак, “машина времени”... В виде технического отступления, я, автор, считаю своим долгом предупредить кое-кого из читателей; данное произведение если и грешит определенной неправдоподобностью, то только в силу причин очень уважительного характера. А именно, если бы автор и его герои рассказали бы подлинную историю выпадения одного из них из так называемой Реальности, то неправдоподобных подробностей было бы неизмеримо больше, не говоря уж о неправдоподобности ЦЕЛЕЙ И ЗАДАЧ героев и авторов - В ЧЕТЫРЕХ ЛИЦАХ. ЭТО КАК МИНИМУМ.
Мы уже проехали все центральные улицы г.Ангелов, когда Леонардо спросил меня о цели нашего визита в его страну.
Я переживал опять состояние СВОБОДЫ: закрыв глаза и откинувшись в кресле, я представлял себя летящим и даже парящим - на большой высоте в - безопасности и вне времени.
Вопрос этот также повис в воздухе. Через некоторое время я пробормотал, не открывая глаз:
- Я воздерживаюсь от ответа - пока...
И никто не стал интересоваться причинами моего воздержания. Вдруг мне стало так невыразимо страшно, так одиноко! Я вспомнил себя - прежнего, родного, кем-то любимого, для кого-то нужного, интересного; страдающего! ЖИВОГО! Вот слово: ЖИВОГО ЕДИНСТВЕННОГО
Я впервые заплакал - ну, не впервые, конечно (вы понимаете!) Я стал каяться в своих лживых, совершенно не нужных мне амбициях. Не знаю, как мне это назвать! Я просил - неизвестно кого: лишить меня рассудка, превратить в животное - крысу, осла, жука; растение - клевер, дуб, граб, бамбук.... Я повергал себя во прах, корчился от невыносимой муки почти ИСПЛОНЕННЫХ ЖЕЛАНИЙ! Нет: я хотел обратно - к маме, к “Маргарите”, к своим друзьям - домой, ДОМОЙ! Ну, кому я здесь нужен? Что это за город Ангелов? АД раздирал меня - ад пустоты, вечности, конца.
Я плакал. Я был смешон - это еще ничего! Я - БЫЛ МЕРТВ! САМОЕ МЕРТВОЕ СУЩЕСТВО НА СВЕТЕ!..
Глава ХХVII
Слезы иссякли неожиданно, как будто закрыли кран.
Машина остановилась возле небольшого уединенного строения: три дома с покатыми крышами в густой тени высоких старых деревьев.
- Здесь мой “ЭДЕМ”, - сказал Леонардо, широко шагая впереди нас. Видно было, как он радуется, почти резвится, вводя нас в свой мир. Здесь все действительно было прекрасно: маленький фонтан, в центре романтического садика, изображающий стройную Дриаду с лотосом в руке; здесь были укромные уголки, искусственная скала, поросшая мхом. Простые полевые цветы росли, как им хотелось; бассейн был полон лягушек всех пород и мастей со всех стран мира (раньше я с удовольствием изучал этих изумительных тварей). Словом, простой немудрящий, но - РАЙ!
- Ты здесь один живешь? - спросил я у хозяина.
- Да, не считая негра - моего единственного друга. Не считая вас, - ответил, помедлив и покраснев от смущения, Леонардо.
- А где твои родители? - опять спросил я.
- Они путешествуют по свету, - ответил он после длительной паузы, посмотрев на меня длинным серым глазом. Теперь я заметил, как поразительно красив этот не по возрасту разумный человек. (Впрочем, внешность его общеизвестна).
Леонардо позвал нас отобедать на веранду.
Том, тот самый негр, вынес тарелки, закуски, блюдо с птицей (индейка), ну, и другие закуски и напитки. У меня совсем не было желания есть, даже лакомства казались реквизитом. Зато Тролль, по-видимому забыв о фигуре, воздавал должное столу. Надо сказать, что удивительный этот человек за всю дорогу и здесь - на “фазенде” - ни разу не обмолвился ни единым из своих словечек-намеков. Деликатность его я оценил позднее.
Однако после обеда (я съел только кусочек жаренной индейки) Тролль, блаженствуя на природе, неожиданно запел! Голос его не отличался оперной баритональностью, но зато КАК он пел!
- “О дайте, дайте мне свободу! Я свой позор сумею искупить! - Это было ЧТО-ТО. Расцвеченная его голосом моя память расширилась: в этот “купол” вошел сегодняшний день, представившийся мне грандиозным! Некоторые краеугольные страсти моей жизни приобрели совсем иное направление, и цель моего пребывания в эту страну определилась. Я ответил Леонардо:
- Я нахожусь здесь, чтобы, изменившись, начать новую жизнь.
Глава ХХVIII
- Но ты еще и так очень молод. - После паузы, стараясь не удивляться, сказал Леонардо. Необыкновенная проникновенность его тона и взгляда могла пленить кого угодно; я и то очаровался. Однако ответил по привычке независимо, прищурив глаза:
- Ты, чувак! Ты молод, “американизированный мальчик”! А я - стар! Такой “СТАР”.
- Ну, что ж, если ты такой “СТАР”, сделаем из тебя тоже звезду экрана, - ответил спокойно Леонардо. - Тебя как зовут?
- Меня звали Леопольдом...
- А меня - ты знаешь - Леонардо. И мы почти схожи - ростом, возрастом и внешностью.
“ПРИНЦ И НИЩИЙ” - Тут я вспомнил о своих недавних слезах, истерике и решил вести себя милостиво с этим добрым и открытым человеком, Ну, как если бы “принцем” был я.
- Что ж, и я когда-то был беден, - в подтверждение моих мыслей сказал Леонардо,- и очень - представь! - жалею о том времени!
- Я тоже не знаю, что бы сделал, чтобы вернуть детство!
- Но ведь мы с тобой можем в это поиграть! - не то спрашивая, не то подтверждая, указал мой собеседник.
- То есть как? - вытаращил я глаза.
- А вот так; у меня съемка в кино через 1,5 часа. Мы тебя вместе с Троллем подгримируем, и ты отправишься сниматься вместо меня.
- Так ведь эти ушлые киношники заметят подмену, - возопил я.
- Нет, они не заметят: они будут заняты своей техникой.
- А я что должен делать?
- Да ничего: становись, куда тебе скажут, двигайся и открывай рот по команде.
- Но ведь мы разные!
- Ничего, брови и лоб подбреем, кое-где подтянем кожу, изменим прическу. Да, главное: вставим контактные линзы.
Мы зашли в дом. Там было сумрачно; стены отделаны под дуб, каштан и красное дерево; потолок сводчатый, как в церкви. Это очень мне понравилось. Мебель разная, без всякого специального подбора и стиля; стены в неплохих картинах. Пройдя в боковую пристройку поменьше (там находилась гримерная и спальня Леонардо), я увидел изумительное венецианское зеркало, а на подзеркальнике - кучу флаконов и коробочек. Мы встали с ним рядом, а с боку - для контраста щеголевато вытянулся Тролль. Да; мы с Леонардо, несомненно, похожи.
- Садись сюда, - указал он мне на квадратный, видимо, китайской работы, стул-табуретку. Тролль взялся за мои волосы, которые мы потом еще и покрасили; а Леонардо - за мое лицо. Линзы поначалу доставили мне известное неудобство, но я привыкну! Это ничего, зато какой результат! Теперь родная мать не узнала бы меня.
- Вот ты и изменился, - сказал Леонардо. - Теперь слушай меня внимательно: когда мой шофер отвезет тебя на место съемки, будь мрачен, капризен - ругайся, плюйся побольше, цеди сквозь зубы (озвучивать текст буду я сам!). Если девки будут щипать тебя за подбородок, бей прямо в зубы - они к этому привыкли, ясно?
Глава XXIX
Изменившийся, стараясь не дергать лицом и не делать нарочитых поз, вышел я к сроку из дома Леонардо, сопровождаемый, естественно, введенным в курс дела негром, еле удерживающимся от ухмылки. Шофеp не узнал меня. Открыв перед нами заднюю дверцу, он занял место у руля. Теперь я старался осмотреть окрестности трассы, по которой мы катили. И трасса, и окрестности показались мне зловещими. Я опять напомнил себе об отваге, хотя выбора все равно не было. Когда автомобильчик стал забираться в гору, я вспомнил, что еще вчера гора была последним, что я видел ДОМА. Я опять ненадолго почувствовал себя свободным: как лютик во рву. Последнее сравнение я нашел удачным, так как эти “рвы с лютиками” были всегда и там, и здесь, и сейчас; что еще? Окрестности и гора с большими буквами (известно какими), отличались от нашего пейзажа ненамного, разве что большей опрятностью. Дальше мне трудно описывать съемочную площадку: наступил поздний вечер, и только разноцветные лампочки висели там и тут, давая свет. Я почти не волновался: мне было наплевать! Мы с негром (его имя ТОМ), выйдя из автомобиля, направились к отгороженной площадке с притушенными софитами; я, широко шагая, а Том, сдерживающийся от смеха, чуть поодаль. Тут же к нам подскочили: какой-то хрен - лысый, но с бородой, в тоге, женщина - в сиреневом библейском одеянии с капюшоном. Она была немного похожа на “Маргариту”. Мужчина помоложе первого в тоге. Этот - последний - имел сходство с Понтием Пилатом. Оказалось, что так и есть: снимался фильм об Иисусе. Юного богослова играл я, то есть Леонардо. Но не все ли равно, если фильм - тоже ложь?!.
“Ты опоздал к съемке, Лео!” - загремел громкоговоритель откуда-то сверху. Я посмотрел - с неба над нами навис кинорежиссер. Капризно растягивая слова, скривив челюсть (это - нетрудно!), я проговорил, как попугай - искажая звуки:
- Шнурки на сандалиях не завязываются, может, ты спустишься и завяжешь мне?!. - в ответ раздалось ржание - все грохнули смехом!
“ Хватит! Ступай на место! Сейчас сцена, где Иосиф обучает тебя плотницкому ремеслу!”
Я пошел туда, где светил желтый софит и где уже стоял этот лысый с бородой, изображающий моего отчима - Иосифа. Вот такие кадры. Дальше он брал разные кусочки дерева и якобы учил меня столярному делу. Я, сколачивая кусочки, невольно думал о своей «Маргарите”, образ которой так невероятно воплотился в актрисе, игравшей мою “мать” - Марию.
Глава XXX
Время, как новая - абсолютная стихия, захватило меня и несло, как ему вздумается. Я жил в нем, не наблюдая часов; так мы не видим воздуха, которым дышим. Попав в НАСТОЯЩЕЕ, я, естественно, заметил, что “выпав из реальности” в зимнее время, сюда, в г. Ангелов, попал в весну, конкретно: в май. Умозрение иногда, в самые тяжелые моменты душевной болезни, спасало меня, давая живую почву для жизни. В этом отношении сейчас ничего для меня не изменилось: я сохранил личность, ум трезвым и cпocoбным анализировать. Я понимал, что гормоны нового молодого тела скоро заявят о себе сознанию. Я уже видел их поток, поднимающийся к мозгу от крестцового отдела позвоночника, где подремывал мой ЗМИЙ КУНДАЛИНИ.
Мы тем временем уже подъезжали к “фазенде”; во дворике перед домом Леонардо с Троллем играли в теннис. Я всегда не терпел “развлечений”, связанных со спортом, вернее с “намеком на спорт”, и это зрелище заставило меня засомневаться - а кому я отдаю ту часть сердца, которая еще не была занята? Но увидев их улыбки при нашем появлении, я был в очередной раз пристыжен.
- На сегодня я пригласил своих школьных друзей и подружек, - сказал, откладывая ракетку Леонардо. - Ложись, поспи, а вечером они все сюда наедут. Как прошла съемка? - спросил он, когда мы, вчетвером, завтракали прямо за теннисным столом - яичницей с сосисками.
- Не знаю, что и сказать, - ответил я.
- Сколько эпизодов отсняли?
- Ну, я не помню - не считал. Я просто выполнял, что мне говорили.
- Когда тебе опять назначили явиться?
- Что? Я еще должен сниматься?!.
- Да, если хочешь...
- Я подумаю, ладно?
- Ладно, подумай...
Я поблагодарил за завтрак; отправившись в свою ванную комнату в третьей пристройке, я принял душ, переоделся в летнюю пижаму Леонардо и лег в кровать . Затем я заснул.
Проснувшись заполдень, я стал “думать”. Основное, что поразило мой ум, это то, что здесь, в западном полушарии, все живут не в пространстве, а во времени. Мне, “восточному” человеку, претил тот факт, что все наши восточные вопросы плюс мечты здесь разрешены - буквально и досконально. Надо реализовывать себя, т.е. “продавать”, и это было все!
Даже здесь, на “фазенде”, чувствовался подспудный ритм: как будто невидимый метроном или маятник отбивал короткие промежутки материального времени, и они осыпались, словно камешки под молотом. “Это невозвратно, это невозвратно”, - твердил в мозгу тусклый голос).
- Когда же все остальное? Самое важное? - спросил я себя вслух И я понял необходимость жить сейчас! - Вот что ужасало меня всегда!
И я РЕШИЛ СДАТЬСЯ.
Естественно, для этой цели, я воспользовался не только внешностью, но и гардеробом Леонардо. Выбирая себе костюм к вечернему молодежному балу-карнавалу, я, учитывая случай, выбрал себе фрак.
Встреча была назначена на 20 часов. (Разница во времени между моим прежним городом и городом Ангелов составляет около 12 часов, и там в это время будет 8 часов утра). Сейчас - здесь - пока было 18 часов вечера. Ужинать мы не стали, поскольку на кухне силами Тома и добровольно помогавшего ему Тролля готовился праздничный фуршет.
Я пошел в одиночестве (Леонардо готовился к озвучиванию и учил текст роли) побродить по искусственному его Эдему. Долго любовался лягушками и их потомством, полевыми цветами и насекомыми.
(КОНЕЦ I ЧАСТИ)
